Ласточка.
В детстве я не рисовал угловатые автомобили цветными карандашами. Не играл в водителя и не представлял себя за рулем суперскоростного болида. Я не просил отца и деда дать порулить, был невнимательным на уроках автодела. В институте, а в последствии на работе всегда находил доводы почему выгоднее заплатить таксисту, чем иметь личный автомобиль.
Так я дожил до тридцати лет, сохраняя вполне обдуманную позицию пешехода, но в один прекрасный момент мне начали сниться сны про то, как я вожу автомобиль. Как многим детям часто снится, что они летают во сне, мне снилось будто я кружу по улицам своего города, стою в пробках, разглядывая других водителей или ищу место для парковки. Эти простые, обыденные действия, с которыми любой водитель сталкивается каждый день не вызывали у меня раздражения, скуки или неудобства. Во сне я наслаждался тем что я вожу автомобиль. Умом я не мог понять, что же мне так нравится, однако после этих красочных снов просыпался я окрыленный и весь день складывался для меня как нельзя лучше.
Я принял это за доброе предзнаменование, что нужно менять свою жизнь и, пройдя автокурсы, сдал на права. Не лучший в классе, но и не последний ученик, я считал, что новую машину мне брать категорически не положено и решил присмотреть что-то "на убой". Конечно, я не собирался разбить свою первую машину, но судя по тому с какого раза я сдал на права, то такая ситуация вполне могла случиться. Да и в гараже я ползать вокруг своего будущего авто, обеспечивая его идеальную работоспособность не собирался.
Изучив предложения, я понял что денег мне хватает на перестроечную шестерку в достойном состоянии и созвонившись с владельцем назначил встречу.
Во дворе образованном двумя ветхими трехэтажными домами из красного кирпича, в тени накренившейся старенькой березы стояла моя будущая машина. Голубого цвета, скромная и чистенькая, она была похожа на своего хозяина, мужчину пенсионный возраст которого начался тогда, когда не кончился мой пубертатный, протирающего очки и смахивающего с крыши падающие при каждом дуновении ветра березовые сережки.
Вопреки желания на глаза мои навернулись слезы. В памяти против воли всплыла история произошедшая со мной около десяти лет назад. Когда я учился в институте и поссорился со своим родным дедушкой.
Дедушка мой, Ставр Васильевич, был петербуржцем, и только после войны переехал подальше от северной столицы. Говорил, что война перед глазами становится когда лед на Ниве трещит. Про лед и войну было понятно, ведь война пришла когда деду было семнадцать. Он не мешкая отправился в пункт сбора добровольцев и записался в автобат. Всю блокаду он возил через Ладогу продукты. И как было записано в его характеристике, копию которой он показывал не без гордости "... в ходе бомбардировки был ранен, но машину не бросил, груз доставил в пункт назначения, лишь потом согласился получить мед. помощь". Упрямый был дед. И героичный. Рассказы о войне из него приходилось клещами тянуть и в одно повествование они никак не складывались. Скорее это были ответы на мои тогда еще детские и наивные вопросы. Ответы простые, честные, как и сам Ставр Васильевич.
- Дед, а ты солдатом был?
- Да, за баранкой просидел всю войну.
- А оружие у тебя было?
- Да валялась на сидении Мосинка, все боялся забыть про нее, если под лед уходить начну. А то ж оружие утопишь - потом проблем не оберешься.
- Дед, а в людей стрелял.
- Нет. Бог миловал.
- А продукты которые возили вы сам ели?
- В Кобоне обедали, когда успевали. В первый раз когда приехали, некоторые наелись до заворота кишок, хотя нас всех врачи предупреждали.
- А себе возили в Ленинград?
- Проверяли нас с каждого рейса, капот поднимали, под сидениями смотрели. Некоторые в дверцы прятали кашу, но когда распоряжение пришло дверцы с машин снять, так уже не получалось.
- А зачем дверцы снимать?
- Чтоб выпрыгнуть из машины успел ежели она под лед проваливалась.
- А у тебя проваливалась?
- Бог миловал.
- Дед, а расскажи про мессершмитт.
- Да сто раз тебе рассказывал уже. Привязался немец, спикировал, а я вильнул и из под огня ушел. Он обиделся видать, что я его надурил и привязался ко мне как банный лист. Ну и на третий раз у него получилось. Прострелил мне капот, кабину, в меня попал под ключицу. Задымил мой "Газик" и встал, думаю, прощай друг. Не доеду с пулей под капотом. Немец улетел, а я постоял-постоял, да и завелся. До сих пор не понимаю как. Бывает машина у тебя есть, ты заботишься о ней, содержишь в порядке, а потом она тебя выручает когда надо. Так вот "Газик" тот мне как нынешняя Ласточка был. Я его понимал. А он меня.
Когда речь заходила о машинах, дедушка становился более словоохотливым. Ласточкой он называл свою "Победу". После войны дедушка призванию не изменил, а начал работать в такси, на машине Победы. До пенсии возил людей, а в 57-ом, когда "Победу" собирались снимать с производства прикупил себе новенькую, голубого цвета машину. Души в ней не чаял. Возился со своей Ласточкой в гараже, да так что будучи в два раза старше меня машина находилась в очень хорошем состоянии, работала исправно, конечно, нуждалась в чуткости и терпении, но представляла собой образец советского автопрома и идеальном состоянии.
Мне по возрасту подошло время сдавать на права, и дед, который не мог представить мужчину без транспорта, позвал меня в гараж поговорить о будущем. Помню как сейчас, я сидел нажимал на тормоз по команде деда, а он звенел гаечными ключами под машиной в яме.
- Ну, Сережка, я уже старый стал, со зрением совсем беда. Я подумал и решил. Когда права получишь отдам тебе ласточку. Так что смотри как тормоза обслуживать, потому что это самое главное, это безопа...
- Дед, - оборвал я его на полуслове, - я в этом году на права не пойду сдавать.
- А что тянуть? Правила выучишь, с вождением я помогу, поедем на автодром покатаемся. Или боишься?
- Ничего я не боюсь. Не собираюсь я водить. А если бы и собирался, то уж не твой раритет.
Помню много чего на языке вертелось и про место на свалки, и про то что дед отстал от жизни, и что решать за себя могу только я. Но Ставр Васильевич продолжать дискуссию не стал. Копался еще минут пятнадцать, а потом поблагодарил меня за помощь и отпустил домой. Я ушел с гордо поднятой головой человека защитившего свои идеалы. Но слова произнесенные в сердцах по всей видимости ранили дедушку больше чем мне хотелось. Через месяц он продал машину по объявлению, объяснив, что водить ему уже тяжело, а никому "Победа" не нужна. Тогда я почувствовал укол совести, но убедил себя, что с возрастом все люди становятся обидчивыми и не стоит обращать внимание на эти старческие упреки.
Все забылось. Но через пол года Ставр Васильевич обнаружил в своем почтовом ящике извещение. Что-то я понял из сбивчивых рассказов родителей, какую-то информацию нашел. Итогом все поисков послужил видеоролик из Интернета.
Молодые ребята, которым Ставр Васильевич продал свою Ласточку оказались членами молодой музыкальной группы. Конечно, они ему не сказали о своих планах, и даже пообещали следить за машиной. И может быть следили, но очень не долго. Ровно пока не доснимали свой первый видеоклип, где под зажигательную композицию ребята одетые в ретро разъезжают на ретро машине, а потом она загорается. Так мой дедушка получил первый инфаркт. Увидев обугленный остов своей машины, ему стало плохо и его увезли на скорой. Меня рядом не было. В больницу я заходил всего несколько раз - мне было стыдно.
Я не хотел водить, и считал, что никогда не пойму своего деда за такую привязанность к бездушной машине, но я никогда не думал, что это сможет так ему повредить. Еще из детства он запомнился мне человеком, который на утлом грузовичке побеждал германского аса. Человеком, который выпрыгивает из уходящего под лед Газа, не забыв свою трехлинейку. Человеком, который спасает других людей вопреки голоду, ранам и морозу. Сейчас же я впервые посмотрел на него как на старика. Это было началом конца. С поникшими плечами, опираясь на трость, ему пришлось доказывать что машину он продал и "самоуправством" не занимался. Он чаще начал приходить к родителям на чай, потому что уже не было надобности проводить время в гараже. А я исчезал из квартиры, стараясь не встречаться с ним взглядом. Мы и не общались с ним по душам после этого ни разу. Когда я украдкой смотрел на него, мне казалось, что глаза его как-то пугающе выцвели и из голубых превратились в серые.
Я смотрел на свою будущую машину через пелену слез. Как же глупо было бы расплакаться перед ничего не понимающем продавцом. Не желая этого я держался изо всех сил, застыв в десятке метров от автомобиля. Я теперь никак не мог сделать так, чтобы той истории не было, да и не обвинял меня никто. Ведь это жизнь. Кто ж знал? Точно не я. Однако в одно я был не прав. Думал, что никогда не пойму как можно так любить машину. Но дело-то было даже не в машине. Машина помогала ему спасать людей и свою родину, поэтому та любовь, которая побуждала деда совершать свой подвиг распространялась и на нее. А у меня автомобиль всегда будет связан в памяти с дедом, которого я все-таки очень любил. И когда его не стало свои чувства я могу выразить только в заботе о своей ласточке. Ему бы это понравилось.