Россия, Москва, январь, 1919 год от Рождества Христова. Советская власть, которую большевики учредили в октябре 17-го путем революции, еще совсем молода. Страну раздирает гражданская война. На фоне войны и разрухи идет строительство нового общества, аналогов которому не было в мире со времен его сотворения.
Новый мир в России строят, сметая все, что было прежде. Свобода, свобода, и еще раз свобода! Свобода предполагает равенство. Равенство во всем. Равенство в возможностях. Равенство между кухаркой и государственным деятелем. Равенство между подчиненным и начальником. Равенство между полами и членами семьи.
Вскоре создается Рабоче-Крестьянская Красная Армия, где отсутствуют звания и чины. В армии молодой Республики не применяются в качестве знаков отличия погоны и нет «офицерства» как такового — только командиры. Командирами становятся практически все бойцы, которых различают по 14-ти категориям. Обращение «товарищ» применяется как в армии, так и в гражданском обществе.
Позже, ближе к 30-м, эйфория равенства проходит. Но в первое время после революции она захлестнула изголодавшееся по свободе российское общество. Захлестнула, внеся в элементы строительства нового мира немало откровенного бардака.
Новый мир предполагал между людьми новые отношения. Их фундаментом должна была стать коммунистическая идеология, что предполагала, в свою очередь, на фоне революции перелом человеческого сознания. Отныне отношения между членами общества, которые отправили на свалку истории царизм вместе с прочими эксплуататорами, по плану должны были стать братскими, честными, моральными, а в целом – христианскими, несмотря на жесткую борьбу с религией в то время. Большевики дали обществу новую религию – коммунизм, и ошибочно посчитали, что ее примут все. Примут, и будут жить отныне и во веки веков, руководствуясь светлыми целями-заповедями всеобщего блага, а не интересами собственного желудка.
Там, где нет порядка, как правило, расцветает бандитизм. А порядка в России начала 19-го года прошлого века не было. Из правоохранительных органов были вычищены старые кадры, а новые зачастую не имели элементарного представления о профилактике преступности и методах борьбы с ней. Да, собственно, она – преступность, ведь должна была вскоре исчезнуть как пережиток прошлого. Исчезнуть сама по себе, ввиду отсутствия интереса человека нового типа из нового мира к стяжательству и наживе.
Конечно же, в рабочей милиции, как и в целом в органах ВЧК, трудились не хиппи и не пацифисты, но эти люди также были частью общества, которое стремилось к свободе от всех условностей. Ко всему прочему, боевые силы нужны были фронту, а чекисты были нацелены в основном на борьбу с контрреволюцией. Для новой власти «бывшие», которые затевали перевороты и разжигали восстания, являлись основной угрозой. ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, для сторонников старого мира в ту пору стала синонимом слова «ужас». Борьба не на жизнь, а на смерть велась между классами общества, между старым и новым миром. А бандиты – что бандиты? Бандитам все равно кого грабить – буржуев или пролетариев. Бандиты, до поры до времени, выпадали из классовой теории строителей коммунизма. И уголовники этим пользовались.
Якову Кошелькову действительно было до лампочки, чьи выворачивать карманы: кровопийцы-купчины или сознательного крестьянина. За его плечами уже висело десять судимостей при царском режиме. Ко всему прочему, тяга к чужому у Кошелькова была наследственной – он был сыном преступника, каторжанина, сосланного до конца жизни в Сибирь. В Сибири побывал не раз и сам Кошельков. Именно там он и тянул свой очередной срок. Но тут случилась Октябрьская революция. Случилась, и согласно тезисам о перековке сознания, выпустила на волю из тюрем весь сброд, который перековываться вовсе не собирался. На момент освобождения от оков старого режима в 1917 году Кошелькову было всего 26 лет.
Облюбовал освобожденный революцией из сибирских курортов Кошельков Москву. А именно, район Сокольники. Там и была оборудована штаб-квартира, или, точнее, «малина» главаря ОПГ образца начала прошлого века. В Сокольниках Кошельков и завоевывал авторитет в среде себе подобных, сражаясь в конкурентной борьбе. В конце концов, талант Кошелькова позволил ему именоваться королем преступного мира всея Москвы.
Королевский титул Кошельков получил не зря. Яков был гением преступного мира. Эдаким профессором Мориарти из рассказов о Шерлоке Холмсе, но только российского разлива. Совершая преступления, Кошельков и его банда проявляли чрезвычайную изобретательность и креативное бандитское мышление. Стоит заметить, что на высшую ступень уголовного авторитета Кошельков попал благодаря дерзкому побегу от работников органов власти, его же накануне освободившей. Освобожденный революцией Кошельков вырвался из рук чекистов в 1918 году по дороге в суд на железнодорожной станции, где его подельник под видом привокзального торговца передал Якову булку хлеба. Охранники Кошелькова не возражали – милосердие ведь. За что и поплатились жизнью. В буханке был заряженный револьвер.
Очередной креативный подход в совершении преступления Кошельков и его подельники проявили в январе 1919 года. Обсуждая план очередного ограбления, Кошелькову пришла в голову мысль, что награбленное удобно и быстро к месту назначения лучше всего будет доставить автомобилем. А если учесть, что грабить собирались два объекта — особняк на Новинском бульваре и кооператив на Арбате – то тут, как говорится, сам Бог велел. Ведь между объектами расстояние – не на горбу же таскать награбленное. Преступники во все времена шли в ногу с техническим прогрессом.
К слову, первое преступление с использованием автомобиля было совершено относительно недавно до того момента, как то же самое решила сделать банда Кошелькова – в 1911 году. Дело было во Франции, в городе Лион. Французский предшественник Кошелькова, некто Жюль Бонно, знавший толк в технике по своей гражданской, а не бандитской, профессии автомеханика, ограбил банк и ушел от погони на машине марки Delaunay-Belleville, которую, в свою очередь, предварительно угнал. Однако Бонно, в отличие от Кошелькова, был революционером – анархистом, и награбленное пускал на фундамент строительства нового мира, а именно на революцию. Да и машину для ограбления Бонно тщательно выбирал по критериям скорости и надежности, поскольку знал в этом деле толк. Кошельков был менее притязателен к орудию преступления, однако это не означает, что планы Кошелькова уступали по своей дерзости планам Бонно.
На фото: Delaunay-Belleville
Для Кошелькова, ко всем прочим козырям, автомобиль давал еще один. С помощью авто можно было обмануть, представившись органами власти – ведь машин тогда в Москве было, что называется, по пальцам пересчитать, и практически все они находились в государственных структурах. Тем более, что Кошельков имел подобный опыт, грабя людей и предприятия под видом обысков сотрудниками ВЧК. Если перенести план этого преступления в современность, то можно приравнять его с планом похищения вертолета для ограбления какого-нибудь столичного банка. Дерзко? То-то же. 19 января 1919 года банда Кошелькова вышла на дело. По плану первая цель – автомобиль. Засаду устроили недалеко от логова в районе родном, знакомом – в Сокольниках.
Сегодня трудно представить, чтобы глава государства, даже самого затрапезного, передвигался без кортежа охраны. В принципе, и в начале прошлого века это был нонсенс. Но только не в постреволюционной России, охваченной синдромом равенства. Глава молодой Республики Владимир Ильич Ленин, как, собственно, и другие первые лица государства, раздутого штата секьюрити не имел, и уж тем более кортежей. А особенно когда ездил по личным делам. Например, как в тот день 19 января 1919 года.
Ленин спешил к больной жене на автомобиле. Причем на автомобиле марки Delaunay-Belleville – такое вот историческое совпадение. Не сам, конечно, – за рулем сидел личный водитель Ильича – Степан Казимирович Гиль. Как водитель, так и французский автомобиль работали прежде на царский режим и были закреплены за гаражом Николая II. Гиль стал водителем Ленина еще в Петрограде, когда там базировалось революционное правительство. Когда же новое правительство России перебралось в Москву, Ленин попросил перевести туда и Гиля, который пришелся по душе вождю мирового пролетариата, поскольку был не только исполнительным и профессиональным человеком, но и прекрасным собеседником. Ленин пользовался и другими автомобилями, например, Rolls-Royce, однако предпочитал в то время именно Delaunay-Belleville.
Ехали, когда уже стемнело, в районе 17 часов по времени кремлевских курантов. Вез жене Ильич еще теплое молоко. Надежда Константиновна находилась в лесной детской школе в Сокольниках – нечто вроде детского дома санаторного типа. Она там совмещала полезное с приятным: поправляла здоровье и занималась с детьми. Молоко в то время было дефицитным продуктом. Ленин им запасся так, чтобы хватило и детям – небольшой бидон. Его, закутанный в одеяло, чтобы молоко не замерзло, опекал единственный охранник Ильича Иван Чибанов, который находился на переднем сиденье рядом с Гилем. Вот и вся охрана главы государства. Сам глава имел в кармане пальто пистолет системы «Браунинг», который заставили носить Ленина товарищи. Гиль тоже имел при себе пистолет, но в его функции не входило совмещать роль шофера с телохранителем. Ильич с сестрой Марией расположились на заднем сидении. Все были в прекрасном настроении. Так совпало, что в тот день в лесной школе должен был состояться детский праздник. Кроме молока пассажиры Delaunay-Belleville везли детворе подарки.
Зима в тот январь была лютой и снежной. Бандиты изрядно продрогли в ожидании случайного автомобиля, но тут свет далекий фар заставил их взбодриться. Засада была организована невдалеке от райсовета Сокольников, вдоль единственной дороги, которая была очищена от снега, а стало быть, только по ней могла проехать машина. Когда Delaunay-Belleville с Лениным на борту приблизился к засаде, бандиты вышли наперерез и остановили машину, представившись революционным патрулем.
Нужно сказать, что автомобиль приказал остановить сам Ленин, полагая, что нехорошо будет главе государства игнорировать установленные властью правила контроля. Все остальные, кто был с Ильичом в машине, сразу заподозрили неладное и предлагали продолжить путь, проигнорировав требования «патруля». Однако Ленин настоял на своем. Вождь мирового пролетариата первым достал и предъявил «патрулю» документы, сообщив, что он – Ленин. На что Кошельков, не расслышав, удивился – Левин? И добавил, что ему наплевать, кто перед ним, ибо он – единственный хозяин ночной Москвы.
Поэт Александр Твардовский свой знаменитый рассказ «Ленин и печник» начал со слов – «В Горках знал его любой». Это о Ленине, которого не признал в Горках лишь один старик – специалист по печам, и, случайно встретив Ленина, поговорил с вождем запросто, по душам. Потом печнику довелось наладить дымоход в резиденции Ильича, и он был повергнут в шок, признав в вожде своего собеседника. В бандитской среде, видимо, политикой интересовались мало, равно как и делами государства, поэтому в лицо Ильича из нападавших никто не узнал.
В итоге пассажиров Delaunay-Belleville выволокли из машины, забрали документы, разоружили. После нехитрой процедуры бандиты моментально скрылись на «отжатом» авто. Оценив ситуацию и соизмерив силы, охранник Ленина не стал применять оружие и оказался прав. Сам же Ильич вряд ли умел как следует пользоваться пистолетом, которым его снабдили товарищи. «Браунинг» Ленина, естественно, также оказался в руках банды Кошелькова. Обескураженная компания во главе с вождем мирового пролетариата направилась в Сокольнический райсовет. Ленину было стыдно за себя и товарищей. «Как так, мы, вооруженные люди, просто так отдали машину», – рассуждал Ильич. Но затем согласился с тем, что именно это их и спасло. Бандитов было шесть человек против четверых пассажиров, один из которых – женщина, а оружием владел хорошо лишь один.
По пути к месту преступления подельники Кошелькова решили посмотреть документы пассажиров «отжатой» машины. Вдруг до них дошло, что в руках банды был сам Ленин – главный человек новой России, а не какой-то там Левин. Кошелькова словно пронзило молнией. Он резко приказал разворачивать машину. В бандитском мозгу вспыхнула мысль, – ведь за голову вождя можно было получить огромный выкуп. Бандиты лихорадочно бросились на поиски, однако они оказались безрезультатными. «Боже, ведь я держал за фалды самого Ленина!» – сокрушался расстроенный Кошельков.
В райсовете Гиль немедленно доложил о происшествии по телефону, связавшись лично с Яковом Петерсом, на тот момент заместителем председателя ВЧК Феликса Дзержинского. Чекисты немедленно выдвинулись на помощь. Сокольники были оперативно прочесаны патрулями, однако банду взять не удалось. Машина, тем не менее, нашлась через час активных поисков. Ее бандиты от греха подальше бросили сами.
Случай с пассажирами Delaunay-Belleville заставил правоохранительные органы новой России иначе взглянуть на проблему преступности. Борьбы с ней с того момента началась жесткая и непримиримая. Зачистка Москвы велась днем и ночью. С бандитами чекисты особо не церемонились, в случае малейшего сопротивления открывали огонь на поражение. Так, в конце концов, дошла очередь и до Кошелькова, который знал, что на него объявлена охота, однако, поддерживая бандитский авторитет, Москву не покинул. Как загнанный зверь, русский Мориарти метался по окрестностям столицы, оставляя кровавые следы.
21 июня 1919 года чекистские пули все же настигли Якова, продырявив ему голову и сделав еще пять отверстий в теле отбивавшегося до последнего бандита. Пристрелили Кошелькова в его тайном лежбище по адресу Сарая Божедомка № 8. При обыске квартиры среди поддельных документов, денег и прочего были обнаружены также «Браунинг» Ильича и дневник короля ночной Москвы. В записях Кошельков не раз возвращался к тому январскому дню, когда держал за фалды вождя мирового пролетариата. Яков сожалел, что упустил Ленина и возмущался открытой на него охоте – ведь он и по-христиански, да и по заповедям новым – большевистским, даровал главе новой России жизнь...
Для комментирования вам необходимо авторизоваться