Такой «Оки» уже не будет: упорство машинки-инвалидки и ее хозяина

– Ногу придется ампутировать! – сказал хирург и провел йодом линию выше колена. Студент 5 курса, я приехал на дипломную практику в еще советский Казахстан, где меня и угораздило. Неделя на операционном столе измотала так, что я лишь равнодушно спросил: “А ходить как теперь?” Врач, ожидая худших вопросов, облегченно воскликнул: “Говорят, инвалидам Оку давать будут”.

Из реанимации меня выгнали досрочно за то, что смешил соседей. Из них торчали трубки и шланги, как из мотора москвича Кирьяныча с нашего двора. Трубки вылетали от смеха, сестры ругались. “Зато, пару носков теперь в два раза дольше вас носить буду! Сэкономлю – “Оку” куплю!” — крикнул я на прощанье.

Через три года я лихо носился на костылях по Екатеринбургу, ни в чем не уступая другим, и как-то наткнулся на монахов, раздающих книги за пожертвования. Мне нечего было им дать, так как я только что вернул государству всю пенсию у лотерейного столика. На мои язвительные вопросы монахи доброжелательно отвечали. Они сказали, что деньги приносят горе тем, кто копит их для себя, что они строят храм и отдают все до копейки, что они здесь для того, чтобы люди, дающие пожертвования, почувствовали необъяснимую радость от этого, что если не думать о себе, то каким-то чудом, всегда будет что поесть. Мне стало неудобно, и вдруг я понял, что это единственные в мире люди кому я хочу как-то понравиться и чем-то помочь.

Монахи жили на съемной квартире без мебели, спали на полу. Я брал у них книги, а вечером с ноющей ногой и мозолями от костылей отдавал все деньги. Меня кормили и дружно желали, чтобы каким-то чудом я обзавелся машиной. Но тогда я в это чудо не верил. Шансов купить льготную Оку было как у кондуктора маршрутки купить АШАН в ипотеку.

Однажды вечером в квартиру прибыла странствующая группа с огромными рюкзаками и спальниками. Монахи вернулись с сурового, но богатого Севера. Их слушали, раскрыв рот, про еще не испорченных северян, дающих щедрые пожертвования и покупающих духовные книги “сотнями в день”. Я не знал, сколько нужно денег, чтоб построить храм, но прикинул, что если бы древние египтяне строили храм на те деньги, что я приносил, то сегодня бы туристы любовались лишь древним котлованом с деревянным туалетом. У меня возник план.

Утром, сойдя с поезда в маленьком северном поселке, я шел в местный лесхоз по торфяной колее. Весь в опилках мужик сказал: “Тут у тебя, парень, никто не купит! Иди в управление. Во-о-он, видишь столб? Там направо и еще столько же.” На горизонте, где лесотундра сливается с небом, я разглядел спичку. Это и был столб. Книги весили как кирпичи, сумка резала плечо и промокла от пота. Жаркая северная духота, руки с мокрыми волдырями от костылей, а костыли проваливались в торф. Я споткнулся, упал, сумка лопнула, а костыли остались стоять. Не вставая, решил поесть. Еда была завернута в страницу автомобильного журнала, на которой из окна новой “Оки”, стоящей на живописной поляне, улыбалась девушка.

“ Правы были монахи и врач был прав! Тяжело без машины, мне нужна Ока!”

На обратном пути в табачном вагоне я начал сомневаться: “ А нужна ли?”

С детства не понимал этих дядек, живущих в гаражах, иногда распахивающих железные ворота, чтобы озираясь, зайти за них, расстегивая молнию на брюках. Средь них был Кирьяныч. Он гордился, что за выходные успел заклеить колесо, сменить масло, помыть машину и сгонять на заправку. Как бы он успел все это без машины? Однако мой отец встал на очередь и копил деньги и мы мечтали, как на новой машине поедем на озера, а может и на само море! Я рос, очередь не двигалась и мечта забылась. Старшие во дворе гоняли на мопедах, иногда катали нас, а мы, благодарные, мыли эти мопеды. За это Юрка открывал бак и давал понюхать нам бензин.

Однажды во двор въехала белоснежная четырехфарая вазовская “тройка” без номеров. За рулем сидел Кирьяныч, а рядом, почему-то, мой отец. Сбежался весь двор: “Кирьяныч машину купил!” Кирьяныч улыбнулся: “ Я только пригнал, купил-он!”- и показал на отца. Я только в кино видел, как падают в обморок от хороших вестей. Все поплыло как от Юркиного бензина….

И вот, набив машину палатками, родственниками и нами, детьми, отец везет нас на озеро. Мы в восторге смотрим в окно и вдыхаем запах новой машины. На заправке под машиной что-то закапало. Отец стал хмурым, часто останавливался и лез под машину. Стало душно, пейзаж приелся. Нам не терпелось зайти по горло в озеро и сквозь чистую толщу воды рассматривать гальку и мелких рыбок. Мы торопили отца, он нервничал, ехал тихо, не включал радио, прислушивался к машине. Притихли мы после того, как объехали две разбитые машины, возле которых на обочине лежали два тела, накрытых окровавленными простынями.

Отец стал часто пропадать в гараже. Мой крепнущий разум взвесил все расходы времени и денег на машину и решил, что в булочную выгодней ездить на такси. Отец сердился, что мы не помогаем, а любим только кататься, хотя я уже готов был не кататься, лишь бы не торчать в гараже. Однажды холодным днем я скоблил перочинным ножом ржавчину под крыльями. За час отскоблил квадратный сантиметр красными руками и весь в соплях, а за воротами гаража трещали мопеды, звенела гитара и хохотали девчонки…

“Так нужна ли мне Ока?»- думал я под стук колес поезда, уносящего с Севера меня, порванную сумку и куртку с пустыми карманами. Все уснули в вагоне на высоких подушках от засунутых под них кошельков, уснул и я с мыслью, что не люблю высокие подушки. “ОКУ-У-УУУ”- просвистела встречная электричка, я проснулся и понял, что ночью у меня украли новый кроссовок. Перед отъездом я зашел в магазин Nike. Кто-то смотрел на меня сзади, пока я любовался дорогой обувью. Молодая девушка извинилась и вручила мне пакет с новым кроссовком на левую ногу: «Правый у нас украли, извините, вдруг подойдет». Подошел! Он мягко пружинил по гранитному полу, когда я костылял трехметровыми шагами по вокзалу, обгоняя опаздывающих пассажиров. И вот, на грязном полу, среди сапог и портянок храпящих перегаром вахтовиков, “мой туфля" переливался как бриллиант в тусклом свете желтого плафона. Вор не мог сосчитать под одеялом сколько у меня ног и поэтому, вероятно, ползал до утра по вагону в поисках несуществующего второго кроссовка. Не найдя, бросил в тамбуре, где и был обнаружен. “ Все-таки машина нужна!”

Наконец я, выполняя заветы бабушки иду в собес “хлопотать за машину”. В очередях я узнал, что все машины уходят “налево”, к тому же их еще и нет! Меня учили, что бесполезно решать вопрос с исполнителями, и я пошел к Главному. Перед Главным на стол я положил пряник: “Это монахи освятили, угощайтесь!” Главный просиял: “А! Кажется, просвирочка называется?” Я рассказал, для чего мне машина. Главный помрачнел: “ Мы не даем машины, а оформляем скидку! Ты ногу потерял на заводе в Казахстане. Пусть сначала твой завод деньги нам перечислит! Вот эту бумагу отправь на завод, через месяц придут деньги, но я не советую, ты опоздал, через неделю цены на Оку повышаются в два раза, ничем не сможем помочь. Да, на забери! Я не буду есть твою просвирочку!” Я забрал только бумагу с печатями. Если бы эта бумага прилипла к самолету и отлипла над моим заводом, где ее поймал бы бухгалтер в трико и кедах, как раз, бегущий в банк, то и в этом случае ока бы мне не светила. Если чудеса бывают, то сейчас самое время. У меня была неделя. Время пошло!

Экстремалы, родившиеся после 1993 года, должны жалеть о том, что им уже не удастся прокатиться на плацкарте “Свердловск-Ташкент”. В моем вагоне в туалете не было двери, а сквозь проломы в полу мелькали шпалы. Сойдя в казахстанском городке, я обрадовался первому попавшемуся туалету, оборудованному дверями, который, еще к тому же, и не качался.

Завод штормило. Огромная лестница, упирающаяся в бухгалтерию, была заполнена свирепыми бастующими рабочими.

– Серый! Пропусти братана! Заходи, брат, дай им там по башке костылем! Пусть деньги дают!

Главбух облизывала пальцы, вероятно после колбасы, которая оставила прозрачные круги на бухгалтерском бланке. Когда я положил бумагу, все переглянулись. Способа быстро переслать деньги не было. И тут, Главная открыла сейф, достала пачку новеньких денег.

– Девочки! Ну раздадим по десятке — пропьют сразу! Жены ни копейки не увидят!

Все кивнули. Расписываясь как во сне, я завернул деньги в “колбасный” бланк, сунул в карман сумки.

— Когда зарплата? — неслось из орущей толпы. Протискиваясь вниз, я утешал себя тем, что сотни жен сегодня встретят на пороге трезвых мужей. Чудо свершилось! У меня были деньги, до подорожания 3 дня, но до “Оки” еще было как до Оки…

Купить обратный билет шансов не было. Я висел в давящей толпе, не касаясь ногой пола. Восточные мамаши орали, суя своих детишек в окно кассы так, как будто это была не детская головка, а помидор, который не лезет в банку, а запихнуть хочется. Я опять пошел к Главному и Главный помог. До поезда было 3 часа и я пошел в центр.

— Парнишка, ты его прости, слышь, парнишка!

Со мной поравнялись два парня, но на меня не смотрели.

-Парнишка, прости его, он молодой еще, глупый, на, держи!

Опять, не глядя на меня, тот, что постарше протянул мне мой походный алтарик в обложке для паспорта и оба исчезли. У меня потемнело в глазах: алтарик лежал в том же кармане сумки, где были деньги. Я рухнул на скамейку, машинально сунул алтарь обратно и ...пахнуло колбасой! Рука уперлась в тугую пачку в бухгалтерском бланке! Перепрятав деньги, я открыл алтарь. На меня смотрел Самый Главный.

— А ты упорный! Может и попробую твою просвирочку! — сказал ошарашенный Главный всея собеса, ставя печати. Было утро пятницы, последний день старой цены на Оку, но я был в Екатеринбурге, а машина в Серпухове. Приглашаю всех, не верящих в чудо, в наш облсобес. Мы вместе спросим у жителей про соседнее здание. Именно в этом здании находились кассы “Аэрофлота” и ходила маршрутка в аэропорт! Через час я намазывал джем на круглую булочку на борту ТУ-134.

Под конец рабочего дня механики “протянули” мою машину за небольшую денежку. Выезжаю за ворота Серпуховского завода и встаю перевести дух. Прибудь я на час позже, то стоял бы не ЗА воротами в своей новой машине, а ПЕРЕД воротами на костылях. Но вот она, моя Ока с черными резинками педалей!

Ночью двинул на Нижний Новгород. Я не спал неделю. Ехал и думал, что не стану рабом машины, как дядьки из гаражей, не буду каждый день снимать клеммы, лазать под днище, доставать масляный щуп и ставить колодки под колеса. Мне не нужен набалдашник в виде розочки и изолента на руле. Я...очнулся, когда машина, переехав разделительный газон, неслась по встречке в ночном тумане. Было пусто на удивление, пронесло.

Какой же русский не любит быстро пристегнуть ремень при виде ГАИ! Я подвел свою нацию, и, наоборот, расстегнул ремень, чтобы отвлечь инспектора от моей страшной тайны. Я открою всем эту тайну через полгода, когда сдам на права, а пока тсс...

-Документы.

-Вот.

— Ничесе машинка! Водительское удостоверение?

-Хотите вокруг поста прокатиться? Я пока разомнусь.

-Давай!...Классная букашка! Счастливой дороги!

Я понял, что язык до Екатеринбурга довезет. Делая вид, что достаю права, я увлеченно рассказывал гаишникам про свою диковинку, будто хотел ее продать:

-...а еще посмотрите какие у нее колесики! Круглые такие! А вот рычажок нажимаешь и тыц-тыц — повороточка!

У Оки было две педали и третья, резервная педаль сцепления — сверху. Стояло какое-то электронное сцепление (почти автомат!), которое умерло под Казанью, и я встал. От отчаянья носком выжал резервное сцепление и отпуская, каблуком давил на газ. Получилось!

Сдав на права, я научился обгонять, кричать “Куда прешь!” и объезжать пробки по тротуарам. Под умиленные улыбки протискивался к светофору между рядов машин и пролезал промеж бетонных блоков. Одна черная волга свирепо сигналила мне, за рулем улыбался Главный из собеса: “Ну ты упорный! А просвирочку твою я так и не съел!”

Машинка исполняла все мои капризы и прощала мое невнимание к ней. Бензин в то время не разбавляли разве что ослиной мочой только потому, что на Урале ослы не водятся. Когда Окушка вставала после очередной заправки, нужно было ключом на 10 открутить круглую блямбу, снять крышку карбюратора и попросить прохожего дунуть насосом во все дырки.

Монахи тоже сдавали на права и Ока начала обрастать шрамами. После очередного мелкого ДТП монах Юра решил “покрасить” машинку, найдя в сарае ведро белой краски. Краска с волосами от кисточки долго не сохла. Окушку будто облили сгущенкой и изваляли в пыли. Уверен, что компьютерный подбор краски появился в мире именно после этого случая. Зато машину можно было больше не мыть, ибо она в обоих случаях выглядела одинаково.

Решив починить дверь, я подъехал к сервису. Очень южный мастер усаживался в свою “пятерку” и брезгливо сморщился:

Дэлать нэ буду! Это — нэ машина, это — вэлосипэт! У меня — машина, а это — нэт!

Я догнал его на подъеме и поравнявшись, услышал хруст пальцев его ступни, вдавившей газ в пол. Он зверски дергал рычагом и косил на меня налитым глазом, но все же беспомощно растворился в моем зеркале заднего вида. Ока оказалась легкой и шустрой, но больше меня потрясла ее проходимость.

300-метровый объезд пермской трассы от дождей превратился в озеро глинистой жижи. В центре озера по самые колеса стоял УАЗ. Пассажиры, засучив брюки выше колен, устало упирались в борт и смотрели в небо. Помочь им мог только волшебник в голубом вертолете с крепкой лебедкой. Врубив “вторую”, я нырнул с разбега. Ока фыркала, урчала, но ехала! Когда я выбрался на берег, “уазовцы” аплодировали, хотя волна коричневой жижи перепачкала их до пояса.

С тех пор я больше не думал, как мне куда-то доехать. Думал лишь о том, где бы я хотел оказаться. Окушка всегда справлялась. Устав, я мог свернуть с трассы и ехать прямо по полю, слушая, как трава скребет днище и где-нибудь у речки растянуться на одеяле, глядя в летнее небо. Мог петлять между соснами и тормознуть у пенька с опятами или бессонной ночью мчать в аэропорт, в то место, где огромные “боинги” прямо над головой садятся на полосу...

Зимой знакомые из соседней области попали в беду. По трассе 500 км, но я выбрал короткую лесную дорогу. Был час ночи и мороз -34 градуса. На заснеженной дороге ока оставляла одинокий след, и я понял, что зимой тут почти не ездят. Холод усилился, пришлось на ходу скоблить стекло. В объезд озера дорога пошла круто в гору, обороты падали, резина летняя, и я встал. Сдавая назад, я разгонялся по своей колее, продвигаясь на пару метров. Бензиновая лампочка намекнула, что назад уже поздно. Я вышел. У озера было где-то под сорок. Покрытые инеем березы согнулись над дорогой, образовав арку. Полная радужная луна освещала эту искрящуюся красоту. Сколько “лайков” можно было бы получить за такой снимок сегодня? Но тогда лунным глазом на меня смотрела ледяная смерть. Ей сверху было видно, как среди бескрайнего окаменевшего леса в железно-стеклянном кубометре остывающего воздуха борется за жизнь живое существо, которое еще часа три назад можно было назвать разумным… Я отъехал задом метров 500. Второй раз в жизни пристегнул ремень. На старт! Разгон! Ну! Давай, милая! Вторая, третья,четвертая, третья, вторая...еще, еще чуть-чуть осталось! Умница! Запишем нашему автопрому одну спасенную жизнь.

Я заправлял свою выручалочку примерно раз в неделю, менял масло и всякие мелочи. Удар случился, когда мне подарили книгу “Инструкция по эксплуатации”. Если у вас есть враг с авто — подарите ему такую же! Он узнает, что он плохой хозяин, что еще 100 000 километров назад он должен был разобрать пол-машины, все “промыть, смазать, а в случае необходимости заменить”! Окушка ездила и без этого, и книгу я сжег…

Я решил не описывать тяжелое расставание с моей первой автомобильной любовью, чтобы слеза не перемкнула ваш смартфон, стоящий дороже Оки 1993 года, скажу лишь, что очень тоскую по той свободе, которую мне дала моя первая Ока. Сегодня у меня нет ни капли пренебрежения к этой веселой трудолюбивой машинке. Бывает, на обочине стоит растерянная тетенька у открытого капота своей Оки, и вдруг, тормозит иномарка, сдает задом. Выбегает мужик на костылях с азартной улыбкой:

-Я знаю эту машину! Сейчас все починим! Ключ на 10 и насос есть?

Данная статья написана в рамках Конкурса авторов — 2015.
Лучшие работы читайте здесь.